Сделав последний стежок, он отступил и кивнул женщине-фотографу, которая на время операции выходила, но сейчас вернулась в операционную. Та подошла к столу и сделала три снимка его работы. Затем стажер прикрыл края операционного поля полосами марли, и операционная сестра подала Россу аппарат для наложения скобок.
Через двадцать минут Салли Портер осторожно приподняли; под спину ей подсунули специальный щит «Фэтслайд» и на нем перенесли на каталку и выкатили из операционной. Младшая медсестра выключила CD-плеер, и обстановка в операционной разрядилась. Она стащила с рук Росса латексные перчатки и выкинула их в корзину.
Росс снял маску, развязал тесемки халата и, присев за стол, начал описывать операцию. Врач-стажер заглядывал ему через плечо. Его прервала молодая сестра, которая держала трубку радиотелефона:
– Мистер Рансом, вас!
– Кто? – раздраженно спросил он. Сегодня у него напряженный график, а на Салли Портер ушло больше времени, чем он рассчитывал. Сейчас половина третьего; очень хочется есть, но времени пообедать, скорее всего, не будет.
– М-м-м… – Сестра прикрыла трубку рукой. Ее звали Франсин Уэст, она была очень хорошенькая и сейчас явно нервничала.
– Я не кусаюсь. – Росс слабо улыбнулся. – Просто выясните, кто меня спрашивает.
Сестра вышла из операционной, но почти сразу же вернулась.
– Доктор Джулс Риттерман. Он звонит уже в третий раз.
Росс снял хирургическую робу, передал ее сестре, затем взял трубку и вышел в коридор. Слышно было плохо – то ли оттого, что связь вообще плохая, то ли оттого, что Риттерман звонил с мобильного.
– Росс, – услышал он спокойный, суховатый голос Риттермана, – извини, что беспокою тебя на работе.
– Ничего. Что случилось?
Последовала длинная пауза; услышав треск в трубке, Росс подумал, что их разъединили. Потом врач заговорил снова:
– Помнишь, ты просил меня на той неделе осмотреть Веру?
– Да. – Росс вошел в туалет, свободной рукой приспустил штаны. – Ее тошнит, Джулс, причем уже довольно давно.
– Я сделал ей ряд анализов, – нерешительно продолжал Риттерман, – и потом потребовались еще другие, дополнительные анализы. Я… может быть, я не вовремя, Росс?
Облегчая мочевой пузырь, Росс сказал:
– Вообще-то да. Мне нужно возвращаться в операционную. – Но тон врача обеспокоил его. – Что такое, Джулс? Что показали анализы?
– Слушай, Росс, по-моему, нам надо об этом поговорить. Когда ты освободишься? Я мог бы подъехать к тебе.
– А по телефону нельзя?
– Лучше не стоит. Так во сколько ты сегодня заканчиваешь?
Встревоженный, Росс ответил:
– Около шести, но мне нужно еще заехать на квартиру и переодеться. Вечером торжественный обед в Сити.
– Когда тебе надо там быть?
– В половине восьмого.
– Я мог бы заскочить к тебе в шесть тридцать на несколько минут – мне нужно уйти до семи, мы идем на балет.
– Что с ней, Джулс?
– По-моему, лучше всего нам обсудить ее состояние с глазу на глаз, Росс. Боюсь, дело плохо.
Во второй раз он съездил туда ради того, чтобы раздобыть ключ.
Перед тем мальчик проскользнул в квартиру через крошечное окошко в туалете – видимо, его постоянно держали приоткрытым, и оно находилось вне поля зрения соседей. От окошка до пола было почти два метра – если она будет дома, то услышит глухой удар от падения. Поэтому мальчик снял запасной ключ, висевший на крюке за кухонной дверью, отнес его к жестянщику и заказал дубликат, за который заплатил из собственных скудных сбережений. В качестве дополнительной предосторожности он также купил баночку машинного масла и смазал все дверные петли в том доме.
Из холла пробивался свет, и он видел, в каком запущенном состоянии находится кухня – в точности как раньше: грязные тарелки горой навалены в раковине, на рабочем столе вскрытая банка с консервированными спагетти, на пластиковом обеденном столе две тарелки с остатками еды; обе тарелки утыканы сигаретными окурками. На полу, возле мусорного ведра с педалью, яичная скорлупа и апельсиновая кожура.
Отвратительно! Просто с души воротит.
Ее неряшливость оскорбляла его до глубины души.
Послышался резкий щелчок – холодильник вдруг замолчал. В тишине ее голос казался громче:
– О да! Не останавливайся!
Слушая ее крики, мальчик думал: «Тебе не нравился беспорядок, который я разводил, а сама живешь как свинья?!»
В доме было тихо. Алек уехал с родителями школьного друга в Лонглитский сафари-парк. Вера скучала по сыну. Когда его не было рядом, она постоянно тревожилась за него. Как он там, в чужой машине? Пристегнулся ли ремнем как следует? Только бы не вылезал из машины в сафари-парке! Она не представляла себе жизни без Алека. Интересно, где он сейчас?
Вера сидела в кожаном вращающемся кресле в кабинете Росса, перед его компьютером. Она ввела пароль и стала проверять почту.
Сегодня утром немного – дата следующего заседания комитета, посвященного перегороженной тропе, короткая записка от давней подруги, переехавшей в Лос-Анджелес, куча рекламного мусора, новости с форума женщин, подвергающихся домашнему насилию, – недавно, когда ей было особенно плохо, она подписалась на тот канал.
Вера побродила по Сети, перечитала адрес сайта на визитке доктора Оливера Кэбота и осторожно набрала его.
За окном, под проливным дождем, садовник Моррис в дождевике с поднятым капюшоном толкал нагруженную тележку. Распутин недовольно заворчал. Потом он пришлепал к окну и залаял.