Прыжок над пропастью - Страница 51

Хью Кейвен вытащил из сумки для ноутбука, стоящей у него на коленях, лист бумаги и протянул его Россу.

– Биография доктора Кэбота, – заявил он ничего не выражающим тоном.

Росс прочитал:

...

«1976 – закончил Принстонскую медицинскую школу с отличием.

1979 – докторантура, специализация – иммунология, Пастеровский институт.

1980–1982 – младший ординатор, специализация – онкология, больница „Маунт Синай“, Беверли-Хиллз.

1982–1988 – консультант-онколог в больнице Св. Иоанна, Санта-Моника.

1988–1990 – докторантура, специализация – психология. Магистратура в Калифорнии по клинической психологии, затем специализация по гипнозу.

1993 – основал Центр нетрадиционной медицины Кэбота в Лондоне».

Раздраженно вернув сыщику листок, Росс сказал:

– Он предал свою профессию! – Он перечитал отчет Кейвена. – Моя жена и этот шарлатан пробыли в помещении два часа, в течение которых вы и понятия не имели, чем они занимались. Потом он отвез ее на вокзал Виктория. Должно быть, они трахались целых два часа.

– При всем моем уважении к вам, мистер Рансом, позвольте с вами не согласиться. По-моему, в данном случае речь шла о настоящем медицинском обследовании. Когда они вышли из здания и когда расстались на вокзале, ни в их внешности, ни в жестах не было ничего указывающего на интимную близость. Судя по моему опыту, их связывают не более чем отношения врача и пациентки.

Росс смерил сыщика презрительным взглядом:

– Врача и пациентки?! Можете сходить ко всем нетрадиционным знахарям на свете, мистер Кейвен. Можете проглотить все, какие хотите, бесполезные гомеопатические пилюли, можете позволить утыкать себя иглами и стать похожим на дикобраза, можете слушать их россказни о том, как они вылечат вас, приложив пальцы к подушечкам на ступнях, можете верить во что угодно. У меня нет времени на такую чушь, и я не намерен поддерживать отношения с шарлатанами, которые торгуют своими снадобьями. – Он покачал головой. – Неужели кто-то действительно способен поверить в примитивную чушь, будто врачи способны исцелить методами, действовавшими две тысячи лет назад? Вот что я вам скажу, мистер Кейвен. Сто лет назад больные с острым аппендицитом почти всегда умирали, и медицина была не в силах им помочь. Сейчас же аппендицит – всего лишь легкое недомогание. Во время Второй мировой войны впервые в истории больше солдат умерло в госпиталях от самих ран, чем от инфекции, полученной во время выздоровления. И знаете почему?

Сыщик покачал головой.

– Пенициллин. За последние сто лет продолжительность жизни жителей стран Запада удвоилась только по одной причине: прогресс медицинской науки. Науки, понимаете? Меня тошнит от людей, которые воротят нос от современной медицины. И я не хочу, чтобы здоровье моей жены находилось в руках какого-то шарлатана-недоучки. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Вполне, мистер Рансом.

Росс посмотрел на часы:

– Сейчас моя жена и доктор Кэбот либо трахаются, либо скоро начнут. И мне нужны фотографии. Фотография – еще один дар, которым наука обогатила современный мир.

42

От станции мальчик шел пешком. По пути он остановился, чтобы купить апельсиновый фруктовый лед, так как июльское утро было жарким. Он лизал мороженое, входя в ворота больницы, – высокий, худощавый мальчик в шортах, рубашке с коротким рукавом и школьном блейзере с вышитой на нагрудном кармане эмблемой школы. В руке он сжимал букетик цветов. Он с нетерпением ожидал встречи с матерью, с женщиной, которая бросила его семь лет назад, потому что не выносила его неряшливости.

Сотрудница регистратуры с добрым лицом сказала ему, в каком отделении лежит его мать. Она слегка смутилась, но потом посмотрела на цветы, грустно улыбнулась мальчику и велела найти старшую сестру отделения.

Пока он добирался до сестринского поста, страх пробирал его до костей. Низенькая, довольно суровая на вид женщина со значком на лацкане «Марион Хамфриз. Старшая медсестра» и часами на цепочке бросила взгляд на сестричку помоложе, потом посмотрела на Росса:

– Ты сын миссис Рансом?

Росс кивнул. На лице застыло скорбное выражение, которое он долго репетировал перед зеркалом в ванной.

Марион Хамфриз отвела его в комнатку с пластиковыми стульями, усадила на виниловое сиденье и закрыла за собой дверь.

– Росс? – спросила она. – Тебя так зовут?

– Да.

– Твоей маме сейчас очень плохо. Она ужасно обожжена и лежит в отделении интенсивной терапии. Боюсь, на нее сейчас не очень приятно смотреть.

Он выбросил палочку от фруктового льда в мусорную корзинку.

– Она умрет?

Старшей медсестре явно стало не по себе.

– Мы делаем все от нас зависящее, чтобы спасти ее, но, когда человек получает такие обширные ожоги, как она, задеты легкие, а также многие жизненно важные органы… Возможно, тебе известно, что дыхание осуществляется в том числе и через кожу, а у нее осталось очень мало неповрежденной кожи.

– Как по-вашему, она умрет?

– Не знаю, Росс.

– А если она выживет, у нее останутся шрамы?

Медсестра нахмурилась:

– Она находится в лучшем ожоговом центре страны. Здесь у нас трудятся самые лучшие пластические хирурги. Лучше врачей нашей больницы никто не сможет ее вылечить.

– Какая вы славная, – сказал Росс. – Вы мне нравитесь.

– И ты славный мальчик, так волнуешься за маму. Ты сегодня прогулял школу?

– Учитель разрешил мне уйти с уроков.

– Где твой папа?

– Они с мамой не очень хорошо ладят.