Прыжок над пропастью - Страница 65


К оглавлению

65

Словно не слыша слова мужа, Вера сказала Алеку:

– Мы играем еще раз. Ходи первым, милый. – Затем, сохраняя тот же спокойный голос, как бы обращаясь к ребенку, она сказала, подняв глаза на Росса: – Иди отдохни в кабинете, а я принесу тебе виски.

Она начала подбирать кусочки мозаики; уголком глаза она видела, что Росс нерешительно мнется на пороге.

– Я три раза просила Люсинду передать, чтобы ты перезвонил, – продолжала она. – Один раз вчера и два раза сегодня. А еще я оставила два сообщения для Джулса Риттермана. Мне очень хочется знать, почему вы оба не сказали мне правду, не сказали, что со мной. – Она мельком посмотрела на Алека, но мальчик, казалось, был всецело поглощен игрой.

Но, несмотря на игру, он все равно спросил:

– А что с тобой, мамочка?

Вера подняла взгляд на Росса:

– Может, ты ему скажешь?

– Мне нужно отправить пару срочных писем. – Росс в бешенстве крутанулся на каблуках и почти выбежал из кухни.

Через сорок минут Вера погасила свет в детской и закрыла дверь. Потом спустилась вниз, вошла в кабинет Росса и также закрыла за собой дверь. Росс, сидевший за компьютером, продолжал смотреть на монитор и что-то набирал на клавиатуре.

– Почему ты не сказал, что я умираю? – спросила Вера. – Почему наговорил море ерунды об антибиотиках и не сказал правды о капсулах, которые я принимаю?

Он поставил на столешницу знакомый ей контейнер с капсулами и ткнул в него пальцем. В голосе его больше не слышалось злобы, только обида.

– Ты их не принимаешь, Вера. Лекарство валялось у тебя в сумочке; я только что пересчитал капсулы. Ты не принимала их ни вчера за обедом и ужином, ни сегодня.

– Кто дал тебе право рыться у меня в сумке?

– А кто тебе дал право не принимать эти капсулы?

– Я имею полное право, черт возьми, не принимать их!

– Ты ошибаешься. Ты моя жена и мать Алека, и у тебя есть обязательства перед нами обоими – особенно перед ним. Вера, ты обязана остаться в живых. Нельзя родить ребенка, а потом бросить его!

– Почему ты лгал мне?

Росс вскочил и остервенело стиснул кулаки.

– Ах ты, сука! За двенадцать лет я ни разу не изменил тебе, шлюха! Ни разу!

Он подскочил к Вере, и она отступила, уверенная в том, что он сейчас ее ударит.

Но неожиданно он залился слезами.

– Я люблю тебя, Вера! Мне невыносимо думать о том, что я могу тебя потерять… Я и помыслить не могу о том, что ты, возможно, умираешь. Я просто хотел сделать для тебя все, что в моих силах, вот почему я ничего тебе не сказал. Понимаешь? – Он обнял ее, прижался к ее щеке мокрым от слез лицом. – Я хочу, чтобы ты принимала это лекарство, потому что оно дает больше всего шансов на выживание. Не желаю, чтобы тебя… – Он вовремя осекся. Она не должна знать о Хью Кейвене, он не должен выдавать себя. – Не хочу, чтобы тебя вводили в заблуждение и ты была уверена в том, что можешь победить болезнь, ничего не делая. – Он снова осекся. – Кстати, от кого ты узнала о своей болезни? От Джулса Риттермана?

Она почувствовала, как он сильнее прижимается к ней, и, несмотря на гнев и ненависть к нему, ей вдруг стало его жаль. Несчастный человек! В детстве его так ужасно изуродовали, что он почти не может об этом говорить. Он изуродован своими амбициями, изуродован собственными оголенными нервами, которые отказываются сдерживать его эмоции и подавлять взрывы бешенства.

Его мать умерла, когда он был еще ребенком, а негодяй отец скончался от сердечного приступа, когда Россу было двадцать с небольшим.

– Я посоветовалась еще с одним специалистом, – мягко сказала она.

Прижавшись к ней еще крепче, он прошептал:

– Вера, о, милая моя Вера! Да, у нас с тобой в последнее время были взлеты и падения, но я очень люблю тебя. Мы вместе победим проклятую болезнь. Я подниму на ноги всех, кого знаю, всех, кто может хоть чем-то тебе помочь. Я обеспечу тебе лучшую медицинскую помощь на свете.

– Почему ты дома? – спросила она.

– Отменил интервью с Би-би-си, потому что хотел побыть с тобой. Я приехал ради тебя. Я сделаю для тебя все на свете, любимая.

«Да, – подумала Вера, – все, кроме того единственного, чего я на самом деле хочу».

53

На следующее утро в десять минут двенадцатого Росс прошел мимо припаркованных мотоциклов и вошел в парадную дверь современного, довольно невыразительного офисного здания, перестроенного из бывших конюшен в окрестностях Уигмор-стрит. На маленькой табличке над дверью было написано: «Лаборатория».

По коридорам сновали курьеры-мотоциклисты; они толпились в тесной приемной. Росс прошел мимо них к стойке и весело поздоровался с женщиной-администратором лет двадцати восьми, с некрасивым, но живым лицом. Она сидела за двумя башнями свертков и пакетиков и за что-то отчитывала байкера-курьера. Росс всегда удивлялся, как у них ничего не теряется и не пропадает. Он вот уже десять лет сотрудничал с этой лабораторией, и они всегда успевали прислать результаты вовремя и ничего не путали.

Администратор повернулась к Россу:

– Доброе утро, мистер Рансом! Я все еще жду обещанной бесплатной подтяжки!

– Вам она ни к чему, – галантно ответил Росс, – вы и так выглядите потрясающе.

– С помощью лести можно многого достичь! Вы к кому?

– К доктору Гиллиатт.

– Проходите.

Вошел еще один курьер; он нес большой пакет. Росс посмотрел на список посетителей, вытащил ручку. Пока администратор расписывалась на квитанции, Росс быстро убрал ручку, так и не записавшись в тетрадь. Чем меньше он наследит, тем лучше.

65